Шёл третий день боёв за высоту,
Едва заметный в хронике сражений -
Ложился едкой сажей на траншеи,
Ехидным воем резал черноту.
За две версты от шквального огня -
Январский тракт в завесе снегопада,
К нему рвалась свирепая армада,
Арийская хвалёная броня…

Мы твёрдо знали, что обречены,
Что чудеса остались только в книжках,
Но лейтенант, совсем ещё мальчишка,
Сказал негромко: «Братцы, мы должны…»
И как-то стал синее небосвод,
И показалось, что не так уж страшен
Оскал крестов тигриных чёрных башен,
Ведущих смертоносный хоровод…

А к сумеркам пропал у фрица раж…
Когда ушли последние раскаты,
Янтарный блик морозного заката
Затронул догорающий блиндаж -
Единственный оставшийся стрелок
Лежал, блаженно улыбаясь Богу,
Ещё на сутки преградив дорогу
Шакальей стае, прущей на восток…

Мой пра-в-энной-степени-внук, на загадку ответь:
как ты назовёшь существо, победившее смерть,
живущее - в небо смотри! - там, на красной звезде,
забыв о болезнях, пороках и силе страстей?
Как ты назовёшь чудака, так любившего жить,
что вырвал из рук у судьбы путеводную нить
в живое посмертье?  Гляди, я стальной дровосек -
утративший сердце осознанный постчеловек.

Мой пра-в-энной-степени-внук, не спеши отвечать…
…Однажды мы поняли:  разум – начало начал,
что движет эпохи.  Его, отделив от души,
вселили в процессоры хомоподобных машин.
Мы ринулись в космос, мы строили там города.
Но, чувства  забыв, и не помня, что значит страдать,
утратили смысл созиданья: потомок, поверь,
железному - дом ни к чему,  а бессмертному - цель.

И постжитие стало тягостным небытиём. 
Мы делаем только одно – с упоением ждём:
ждём ветер, который  с планеты сотрёт города,
ждём чартерный  рейс аэробуса в порт «Никуда»,
ждём на рандеву нам не нужных бесчувственных дам
 и снова ждём ветер, несущий разор городам. 

Мой пра-в-энной-степени-внук не спеши, но ответь:
как ты назовёшь существо, вечно ждущее смерть?

Всё становится адом, помимо заветных слов:
—  Я читал вашу книгу. Вы можете быть свободны.
—  Дети тоже свободны? Тогда я уйти готов.
—  Нет, они остаются, —  ухмылка и взгляд холодный.

—  Значит, вы ошибаетесь. Я не уйду один.
Вы, возможно, не в курсе, но люди —  не сплошь мерзавцы, — 
и шагнул в свой вагон до Треблинки. 
Таков вердикт:
Старый Доктор и двести сирот —  до конечной станции.

Где ты, Матиуш Первый? Мир взрослых несправедлив.
Загляни ненадолго в вагон, приглуши одиночество
ошарашенных душ. Пусть звучит в головах мотив
доброй сказки, пока путешествие не окончено...

Но, когда ты бессилен и видишь —  никто не спасён,
знай, что адом становится всё.